Однажды на ялтинской набережной, где мы прогуливались вечером, наблюдая, как волны ударяются о парапет, разлетаясь на миллионы брызг, к Вальке подошел парень. Они стали обниматься, хохотать и хлопать друг друга по плечу.

"Тебя помню, но не знаю, как зовут", - сказал парень, протягивая мне руку. Валька пояснил: "Это Серега Щекин, ты что, не помнишь, вместе поступали"? Я не помнил. Видно сознание тогда работало лишь в одном направлении - поступить, отметая все остальное. Оказалось, Валька и Серега жили в одной палатке. Сдали экзамены и вместе поступили. Валька, как и я, попал в десятую роту Мангушева а Серега - в первую роту Рындина. Не сумев преодолеть трудности периода становления, когда армейский каток на полных оборотах стал выжимать из нас гражданскую вольницу, Серега написал рапорт об отчислении. Его отчислили, перевели в войска, где он и дослужил срочную.

"Эх, ребята, как я вам завидую" - все время повторял он. "Батя Рындин уговаривал: потерпи, сынок, будет легче. Не послушал старика. Сейчас, вроде и работа хорошая и все у меня есть. А, нет, не то! Не мое. Предал мечту, и нет мне покоя. Душа в училище осталась. Снятся наши ворота, казарма, учебный центр, батя Рындин".

Чтобы как-то уйти от тягостной темы я спросил, ты в Ялту отдыхать приехал? "Отдыхать?", переспросил Серега. "Зачем отдыхать? Я здесь живу. Родился и вырос". Мы с Валькой наперебой стали говорить, что от такой красоты и уезжать грех, но это послужило для него слабым утешением. Поговорив немного, мы расстались.

Все познается в сравнении

Условия службы на Ай-Петри были действительно тяжелыми. Изучая позицию батальона, я обратил внимание на огромные куски антенны П-14, валяющиеся в сторонке. "Вас что, американцы бомбили, спросил я у Витьки?" "Нет, засмеялся он, это лед сделал два года назад". Радиолокационная станция П-14 "Лена" обладала солидными габаритами антенны. Станция позволяла обнаружить самолет противника за многие сотни километров. На КП батальона, я с удивлением наблюдал на экране индикатора, как с натовской базы в Турции взлетали американские самолеты и устремлялись к нашим берегам. П-14 брала их практически "со стола" т.е. сразу, после взлета. Это была одна из новых в то время станций ПВО, размах антенны которой составлял 32 метра и 11 метров в высоту. Чтобы в дальнейшем избежать обледенения и уменьшить парусность крыльев это "крупной бабочки", разработчики сделали для нее радиопрозрачные купола из пенопласта. В них даже болты соединения были пластмассовыми.

Купола на вершине Ай-Петри напоминали мусульманскую мечеть и привлекали туристов. Забредавшим в часть девчонкам-туристкам, если дежурного не было рядом, солдаты быстро находили работу - мыть полы в казарме и чистить картошку на кухне. Все это делалось с шутками, без грубости и вполне корректно.

Но все познается в сравнении. Послужив в Забайкалье много лет, я понял, что служба на Ай-Петри, это детский сад, а героями обитателей гарнизона можно назвать лишь условно, с большой натяжкой.
Настоящие герои и труженики радиотехнических войск служили в Забайкальском военном округе. В этом я твердо убедился в начале службы, побывав во многих радиолокационных ротах.

Вот типичный пример одной из рот РТВ в Забайкалье. Как часто бывало в то время, армейские идиоты в генеральских погонах, решали человеческие судьбы одним взмахом руки, указав на карте точку. Таким же образом была решена и судьба Жигаловской роты. С прекрасно обустроенных позиций на окраине села, роту бросили на вершину горы в 25 км от поселка. Перетащив станции обнаружения и кое-как построив казарму для солдат, рота вошла в зиму не подготовленной. Не было дороги, жилья для офицеров, питьевой воды, подвоза продовольствия, медицинского обеспечения. Но никого из высших чинов это не волновало.
Что бы сменить коллегу, несколько суток просидевшего на КП, оперативный дежурный заряжал картечью двустволку, становился на лыжи и бежал 25 км по тайге в сильный мороз. Продукты для солдатского котла доставляли на себе несколько солдат-лыжников. Чтобы добыть воду, растапливали снег.

В суровых, зимних условиях Забайкалья даже поездка на машине могла стоить жизни пассажирам, если отказывал двигатель. Много позже, будучи уже начальником политического отдела зенитного ракетного полка, я поехал в отдаленный дивизион. Мороз стоял под 40. Мы с водителем отъехали довольно далеко, когда двигатель заглох. Тепло через брезентовую крышу УАЗика испарилось мгновенно. Но мы не волновались. В машине лежали тулупы, валенки, сухие пайки и канистра с бензином. Уезжая, я позвонил командиру дивизиона и просил взять наш приезд на контроль. Это была азбука выживания, и все точно следовали ей. Несоблюдение этих условий сулило, в лучшем случае, обморожение, в худшем - смерть. Надев валенки и тулупы, мы стали разбираться с двигателем, не заметив , как за нами приехал тягач.
В Забайкалье, с ее необъятными просторами, на обочинах дорог можно часто видеть следы от сгоревших покрышек. Попавшие в беду шоферы, жгли их, чтобы дождаться помощи и не замерзнуть. Жгли все, что горело: борта грузовиков, скаты, тряпки пропитанные бензином. Найти дрова зимой в степной местности просто невозможно...

Но я отвлекся. Все это будет потом, много позже, а пока мы наслаждались свободой, дышали морским воздухом и набирались новых впечатлений.